— Но как вы могли их продать? — воскликнула Джен, взывая к Уикерсхэм. — Они отправятся прямиком по торговым точкам!
Та с сожалением развела руками.
— Это бизнес, девочка, анархия тоже требует денег. Операция «Хой Аристой» обошлась очень дорого.
Джен медленно кивнула, выражение ее лица изменилось.
— Ну и как, это работает?
Она подалась вперед, глаза сделались большими, как у десятилетней японки из мультфильма.
— Я имею в виду пака-пака. Вы действительно придумали, как переиначивать людей?
Мвади Уикерсхэм рассмеялась.
— Не гони лошадей, девочка. Ты мне нравишься, но мы только что встретились. И я могу даже не знать, о чем это ты сейчас толкуешь.
Джен застенчиво улыбнулась, вся так и засветившись от похвалы, но тут Мэнди продолжила:
— Теперь стоит вопрос, что с вами делать?
Мы с Джен обменялись косыми взглядами. Меня этот вопрос тоже занимал, даже очень.
— Я уверен, клиент хочет, чтобы вы нас отпустили, — сказал я, бросив взгляд на Мвади.
Она, по-прежнему раздраженно, посмотрела на меня. Ее пальцы побарабанили по столу. Я вздохнул, припоминая данные клиента о детском труде…
Мвади прочистила горло.
— Гм… Наше дело почти завершено, — сказала она. — И в контракте нет никакого упоминания о Хантере Браке. Или о тебе, милашка. Впрочем, как тебя зовут?
— Джен Джеймс.
И тут меня осенило — надо же, до сего момента я даже не знал, какая у Джен фамилия! Как уже говорилось, все слишком быстро вертелось.
— Ну, Джен Джеймс, мы нашли бы работу и для тебя.
— Работу? — переспросил я.
Мвади кивнула.
— У нас куча самых разных дел, находящихся в разработке одновременно. Мы вынашиваем большие планы, а главное — сейчас обзавелись и деньгами, необходимыми для их осуществления. Вы оба в теме. Не будь это так, вы бы никогда сюда не добрались.
— В какой теме? — не въехал я, поскольку так плохо врубался в происходящее, что не был уверен, на какой я планете.
Мвади поднялась со стула во весь свой увеличенный роликами «два на два» рост и стала нарезать вокруг стола круги, исполненные фации и мощи, словно свивая из многоцветных нитей прожекторных лучей ткань фантастического мира клиента, правда, в ее собственной, странной интерпретации.
— Хантер, ты ведь знаешь про пирамиду крутизны, не так ли?
— А то! — Я двумя пальцами изобразил ее в воздухе. — На самом верху инноваторы, ниже трендсеттеры, за ними первопринявшие, а в основании потребители. Это не считая увальней, которые ниже плинтуса: валяются у подножия, как остатки стройматериалов.
— Увальни? — Она уставилась на меня сузившимися глазами и притормозила: ее старомодные металлические ролики царапали бетон, словно ногти. — Я бы их назвала классицистами. Разве это не они исполняют брейк больше двадцати пяти лет кряду? В неизменном виде, вне зависимости от того, модно это сейчас или нет? Они не увальни!
— Ладно, классицисты, — согласился я. — Но ребята, таскающиеся в мятых футболках с изображением «Кисс», точно увальни.
Она усмехнулась.
— Это я как-нибудь переживу, — сказала она и продолжила свое текучее циркулирование. — Но пирамида в опасности. И ты это знаешь.
— Я знаю?
— Из-за охотников за крутизной, — встряла Джен, — из-за опросных групп, исследований рынка и всего этого прочего дерьма. Они из всего на свете жизнь выжимают.
Мэнди всплеснула руками:
— Эй, полегче, они же прямо здесь!
— Это дела не меняет, — сказала Уикерсхэм. — Хантер, твоя подружка знает, что говорит. Древняя пирамида обросла базами данных и списками электронных адресов. Ее склоны стали такими скользкими, что на них уже ничто не удерживается. Только что-то попало в струю — раз, и оно уже продается на каждом углу. Не успели новинку переварить, как она уже в отстое.
Разумеется, из всей этой метафорической мешанины мой мозг особо вычленил лишь то, что еще кто-то кроме моих родителей говорит о Джен как о моей подружке. Трогательно.
В результате я только и смог что, правда весьма душевно, ответить:
— Да.
— Я так и полагала, что ты до этого додумался, — продолжила Уикерсхэм. — Дожидаясь, пока ты нас разыщешь, мы прочли большую часть твоего старого блога и ознакомились с откликами некоторых твоих друзей. На нас, знаешь ли, работают лучшие специалисты по «социальной инженерии» за всю историю хакерства.
Она кивнула футуристке, после чего снова повернулась ко мне.
— Мы знаем тебя, Хантер, и думаем: ты не мог не понять, что с пирамидой что-то не так. Ты знал это лет с тринадцати.
Я ощущал этот чертов ком, тот самый, оставшийся с первого моего года в новой школе. Настоящий булыжник в моем желудке.
— Ну, полагаю, да.
— Итак, раз пирамида нуждается в некоторой реконструкции, необходимо создать новый иерархический уровень, — сказала она, сверкая в свете лучей прожекторов зелеными глазами. — Что-то такое, что сможет замедлить эти процессы. Нужно подставить им ножку. Ты хорошо знаешь первых героев, Хантер?
Мое знание истории отличалось своеобразием: множество туманных подробностей, но плоховато с общей картиной.
— Первых героев?
— Первые инноваторы творили мифы, — сказала Уикерсхэм, — пока религия не превратилась в торговый балласт для потребителей.
В этих древних историях первыми героями были ловкачи, сорвиголовы и сумасброды. Их миссия состояла в том, чтобы нарушать установившийся естественный порядок, перемешивать ветер и звезды. Они вмешивались в работу богов, преобразуя мир с помощью хаоса.