— Это самое крутое, что мне когда-нибудь говорили.
— Ну, это просто…
Она поцеловала меня.
Ее руки, к которым неожиданно вернулась сила, крепко сжали мои плечи, губы прижались к моим. Ее язык просунулся между моими зубами. Проплывавшие мимо огни фар на миг осветили нас, и она отстранилась, словно застеснявшись. Но улыбка все еще играла на ее губах.
— Напомни мне, чтобы я сказал это снова, — сказал я.
— Обязательно.
Ее руки сомкнулись за моей спиной, притянув ближе. Спустя некоторое время мы вошли в дом.
Когда Джен открыла дверь в свою квартиру, мы увидели, что ее сестра сидит за кухонным столом и просеивает муку через сито. Ее волосы были собраны сзади, на ней была йельская фуфайка с закатанными рукавами и спортивные шорты, руки по локоть белые от муки.
Когда она посмотрела на нас, я заметил, что наши вечерние наряды вызвали у нее подавленную вспышку раздражения, может быть, досаду старшей сестры, которая вкалывает полный рабочий день и еще вечер по дому, живя с младшей сестрой-тунеядкой.
— Привет, Эмили.
— Разве я давала тебе разрешение брать мое платье?
Джен вздохнула, ее рука упала с моего плеча.
— Нет, поэтому я и оставила записку.
— С тобой все в порядке, Джен? Что-то плохо выглядишь.
— Тяжелый вечер. Но спасибо на добром слове.
Эмили поджала губы, посмотрела на мой оторванный рукав, на коротко подстриженную голову Джен.
— Снова, гляжу, обкорналась под машинку? И вообще, ребята, вы где были?
— На вечеринке с презентацией.
— Поддали?
— Нет, просто устали. Хантер, это Эмили, моя «мамочка».
— Ага, играю роль бешеной мамаши. Рада познакомиться, Хантер.
— Привет.
Джен подтолкнула меня к своей комнате.
— Пока, Эмили.
Эмили прищурилась.
— Скажешь привет, когда будешь выходить, Хантер.
— Извини за сестру, — сказала Джен. — Она терпеть не может, когда я беру ее платья, а я это делаю частенько.
Я бросил взгляд на дверь, ожидая, что она распахнется в любой момент. Я чувствовал, как часы Эмили отсчитывают время, которое я нахожусь в комнате Джен, и гадал, какие здесь правила. Сердце гулко билось — я все еще не очухался от поцелуя.
Джен проследила мой взгляд.
— Не переживай. Я все объясню Эмили завтра.
— Что объяснишь? Что тебе понадобилось ее шикарное платье для разгадки похищения?
— Хм. Может быть, я просто куплю ей кастрюлю для макарон или еще что-нибудь.
— Кастрюля у нее уже есть, — сказал я.
Голова у меня кружилась, усталость давала о себе знать.
Джен вздохнула.
— В общем-то, Эмили раздражает то, что я вообще здесь нахожусь. Я хочу сказать, она не против того, чтобы жить со мной, но ее бесит, что я вернулась в город, когда мне исполнилось шестнадцать. Самой-то ей удалось обосноваться здесь только после восемнадцати, в связи с чем она считает меня незаслуженно избалованной.
Я поднял бровь.
Она вздохнула.
— Это ведь очевидно, правда?
Я пожал плечами. Всякий инноватор, кто рискует, как Джен, в определенном смысле избалован. На протяжении последних семнадцати лет родные тратили уйму сил на то, чтобы снова и снова сажать ее на лошадь, после того как она упадет. И не исключено, что львиная доля этих забот выпала именно на старшую сестру.
Я снова глянул на дверь.
— Я, пожалуй, пойду?
— Пожалуй.
Она прыгнула на свою кровать.
— Но сперва я расскажу тебе о своем озарении, накатившем, когда я отключилась.
— Но не Бога же ты увидела, а?
— Нет. Я видела Пикачу. Но кое-что треснуло меня по темечку. Я поняла очевидную вещь, которую мы все время упускали.
— И что именно?
— «Антиклиент», кем бы он ни был, много чего знает. Но это специфический подбор знаний. Беспроводная связь, японская анимация, презентации, крутые кроссовки, последние популярные журналы и корпоративный брендинг.
— Ну да, собственно говоря, в этом весь «антиклиент».
— Ну и кого тебе это напоминает?
Я сидел, пытаясь собрать все воедино и, невзирая на крайнюю усталость и головную боль от пака-пака, заставить свои шарики вертеться. Новейшая технология, крутейшие кроссовки, вечеринка с самыми лучшими подарками, визуальные эффекты с расчетом на тайный контроль сознания, частично почерпнутые из японской поп-культуры.
Потом меня осенило. Произошла своего рода вспышка, но не эпилептическая пляска цветов, а старая добрая монохромная вспышка обычного озарения мозга Хантера.
— Больше всего это смахивает на одного из нас.
— Да, Хантер. Это как раз твои познания, Хантер, твои и твоих крутых приятелей, только сведенные вместе в каком-то кривом маркетинговом плане.
— Ты имеешь в виду…
— Да. Где-то в нашем городе охотники за крутизной съехали с катушек. — Она взяла мою руку. — И только мы можем остановить их, или мир обречен.
— Даже так?
— Прости, но я должна была это сказать. — Джен широко улыбнулась. — Ох, я улетаю.
Она вздохнула, закрыла глаза, откинулась на подушку и мгновенно заснула, как Спящая царевна из какой-то скинхедовской сказки: в пышном алом платье и стриженная наголо.
Я немного посидел, наблюдая за ее ровным дыханием, убедился, что перенесенный припадок прошел без последствий. Ни веки, ни руки не дрожали: она спала крепко, как набегавшийся десятилетний ребенок. Наконец я поцеловал ее в лоб, задержавшись, чтобы вдохнуть запах ванили от ее волос, и, вяло переставляя ноги, поплелся на кухню. Эмили сидела за столом, продолжая просеивать муку.
— Я, пожалуй, пойду домой. Приятно было познакомиться, Эмили.